Неточные совпадения
Но в последнее время она узнала, что
сын отказался от предложенного ему, важного для карьеры, положения, только с тем, чтоб оставаться в
полку, где он мог видеться с Карениной, узнала, что им недовольны за это высокопоставленные лица, и она переменила свое мнение.
Во владельце стала заметнее обнаруживаться скупость, сверкнувшая в жестких волосах его седина, верная подруга ее, помогла ей еще более развиться; учитель-француз был отпущен, потому что
сыну пришла пора на службу; мадам была прогнана, потому что оказалась не безгрешною в похищении Александры Степановны;
сын, будучи отправлен в губернский город, с тем чтобы узнать в палате, по мнению отца, службу существенную, определился вместо того в
полк и написал к отцу уже по своем определении, прося денег на обмундировку; весьма естественно, что он получил на это то, что называется в простонародии шиш.
— Отличный старик! Староста. Гренадер. Догадал меня черт выпить у него в избе кринку молока, ну — понятно: жара, устал! Унтер, сукин
сын, наболтал чего-то адъютанту; адъютант — Фогель, командир
полка — барон Цилле, — вот она где у меня села, эта кринка!
В углу, на маленькой
полке стояло десятка два книг в однообразных кожаных переплетах. Он прочитал на корешках: Бульвер Литтон «Кенельм Чиллингли», Мюссе «Исповедь
сына века», Сенкевич «Без догмата», Бурже «Ученик», Лихтенберже «Философия Ницше», Чехов «Скучная история». Самгин пожал плечами: странно!
И он промчался пред
полками,
Могущ и радостен, как бой.
Он поле пожирал очами.
За ним вослед неслись толпой
Сии птенцы гнезда Петрова —
В пременах жребия земного,
В трудах державства и войны
Его товарищи,
сыны:
И Шереметев благородный,
И Брюс, и Боур, и Репнин,
И, счастья баловень безродный,
Полудержавный властелин.
Весь бессвязный разговор его, разумеется, вертелся насчет процесса, насчет возможного исхода; насчет того еще, что навестил его сам командир
полка и что-то долго ему отсоветовал, но он не послушался; насчет записки, им только что и куда-то поданной; насчет прокурора; о том, что его, наверно, сошлют, по лишении прав, куда-нибудь в северную полосу России; о возможности колонизоваться и выслужиться в Ташкенте; о том, что научит своего
сына (будущего, от Лизы) тому-то и передаст ему то-то, «в глуши, в Архангельске, в Холмогорах».
Тогда молчавший до этого
сын вступился за убийцу и напал на свою мать, довольно грубо доказывая ей, что офицер не мог поступить иначе, что иначе его судом офицеров выгнали бы из
полка.
В таком положении стояло дело, когда наступил конец скитаниям за
полком. Разлад между отцом и
сыном становился все глубже и глубже. Старик и прежде мало давал
сыну денег, а под конец и вовсе прекратил всякую денежную помощь, ссылаясь на недостатки.
Сыну, собственно говоря, не было особенной нужды в этой помощи, потому что ротное хозяйство не только с избытком обеспечивало его существование, но и давало возможность делать сбережения. Но он был жаден и негодовал на отца.
Двоих близнецов-сыновей, которых оставила ему жена (она умерла родами), он назвал Захарами, а когда они пришли в возраст, то определил их юнкерами в один и тот же
полк.
Имение было небольшое, всего восемьдесят душ, и управлял им старик Абрам Семеныч Савельцев, единственный
сын которого служил в
полку.
— Какие, братик-сударик, у нищего деньги! — не говорил, а словно хныкал он, — сам еле-еле душу спасаю, да
сына вот в
полку содержу.
Наконец старик умер, и время Николая Савельцева пришло. Улита сейчас же послала гонца по месту квартирования
полка, в одну из дальних замосковных губерний; но замечено было, что она наказала гонцу, проездом через Москву, немедленно прислать в Щучью-Заводь ее старшего
сына, которому было в то время уже лет осьмнадцать.
— А вот что такое военная служба!.. — воскликнул Александр Иванович, продолжая ходить и подходя по временам к водке и выпивая по четверть рюмки. — Я-с был девятнадцати лет от роду, титулярный советник, чиновник министерства иностранных дел, но когда в двенадцатом году моей матери объявили, что я поступил солдатом в
полк, она встала и перекрестилась: «Благодарю тебя, боже, — сказала она, — я узнаю в нем
сына моего!»
— Прежде мы солдатчины почти не чувствовали, а теперь даже болезнью от нее не отмолишься. У меня был
сын; даже доктор ему свидетельство дал, что слаб здоровьем, — не поверили, взяли в
полк. И что ж! шесть месяцев его там мучили, увидели, что малый действительно плох, и прислали обратно. А он через месяц умер! — вторит другой немец.
Вообще, хоть я не горжусь своими знаниями, но нахожу, что тех, какими я обладаю, совершенно достаточно, чтобы не ударить лицом в грязь. Что же касается до того, что ты называешь les choses de l'actualite, [злобой дня (франц.)] то, для ознакомления с ними, я, немедленно по прибытии к
полку, выписал себе «
Сын отечества» за весь прошлый год. Все же это получше «Городских и иногородных афиш», которыми пробавляетесь ты и Butor в тиши уединения.
— Так-то так, — возражает старуха, — да что радости! вот у Петра Васильича сын-офицер из
полку приехал, взял да отца по шее из дома и выгнал!
Соседи всячески истолковывали себе причины холодности Марьи Петровны к своему первенцу. Приплетали тут и каких-то двух офицеров пошехонского пехотного
полка, и Карла Иваныча, аптекаря; говорили, что Сенечка — первый и единственный
сын своего отца и что Марья Петровна, не питавшая никогда нежности к своему мужу, перенесла эту холодность и на
сына…
Детей у него было двое:
сын Павел, лет двадцати двух, который служил в
полку на Кавказе, и дочь, которая оканчивала воспитание в одном из московских институтов.
В этих-то крайних обстоятельствах, полагая, что опека, опись имения, приезд суда и тому подобные неприятности происходят не столько от неплатежа процентов, сколько оттого, что она женщина, Анна Дмитриевна писала в
полк к
сыну, чтоб он приехал спасти свою мать в этом случае.
Она. В Польше мой
сын,
полком командует.
Дом этот занимал полковой командир Куринского
полка,
сын главнокомандующего, флигель-адъютант князь Семен Михайлович Воронцов.
Генерал-майор Нефед Никитич Кудрявцев,
сын Никиты Алферьевича, пользовавшегося доверенностью Петра Великого, в чине поручика гвардии Преображенского
полка участвовал в первом Персидском походе; в царствование Анны Иоанновны сражался противу турков и татар, а при императрице Елисавете противу пруссаков; вышел в отставку при императрице Екатерине II. Тело его погребено в той церкви, где он был убит. (Извлечено из неизданного Исторического словаря, составленного Д. М. Бантыш-Каменским.).
Сын был отправлен лет девятнадцати в какой-то
полк, но воротился вскоре в родительский дом, высланный из службы за пьянство и буйные поступки.
Но Изяслав, Васильков
сын, мечами
В литовские шеломы позвонил,
Один с своими храбрыми
полкамиВсеславу-деду славы прирубил.
Вы, князья буй Рюрик и Давид!
Смолкли ваши воинские громы.
А не ваши ль плавали в крови
Золотом покрытые шеломы?
И не ваши ль храбрые
полкиРыкают, как туры, умирая
От каленой сабли, от руки
Ратника неведомого края?
Встаньте, государи, в злат стремень
За обиду в этот черный день,
За Русскую землю,
За Игоревы раны —
Удалого
сына Святославича!
Ночью он сам потихоньку выпроводил
сына за город с проезжими офицерами, которые обещали записать молодого человека в
полк, и потом, возвратясь к жене, открыл ей истину, горькую для ее материнского сердца.
— А, чорт… Я сдаюсь… Я сегодня не могу совсем играть… Не до игры… Так вы говорите?.. того… Мне ведь не с кем посоветоваться… жена умерла… Если бы у меня был
сын, тогда того… было бы просто: определил в
полк, и кончено. А тут… дочь… Родных никого… Ну, что толковать! Пойдем пить чай…
Бенни во время сражения находился в лагере Гарибальди, куда он прибыл из Швейцарии, в качестве корреспондента. Когда командир девятого
полка был убит, тогда
сын Гарибальди, Менотти, предложил Бенни команду, от которой он не отказался. Но командовать пришлось ему недолго, он был ранен в правую руку около большого пальца. В день 4 ноября он вместе с другими ранеными был привезен в госпиталь святого Онуфрия. Вот что он рассказывал мне о ночи на 5 ноября...
Сына Алексея, получившего, если не ошибаюсь, домашнее воспитание, старик определил в соседний кирасирский принца Петра Ольденбургского
полк.
Бригадир. И я не ведаю… о чем бишь… да, о секунд-майоре. Он был мужик предорогой; целый
полк знал, что жена его любила нашего полковника, подполковника, премьер-майора, или, лучше сказать, все ведали, что из наших штаб — и обер-офицеров не любила она одного его; а он, собачий
сын, и мыслить не хотел, чтоб она кроме его кого-нибудь полюбить могла.
Когда семейство мое уехало и я остался служить в Петербурге, я продолжал посещать Рубановских и, согласно их требованию, обедал у них каждое воскресенье. Я познакомился с остальным семейством, которое состояло из двух
сыновей и двух дочерей. Старший
сын служил в лейб-гренадерском
полку и был во всех отношениях совершенная противуположность своему суровому, но высоконравственному отцу; он был убит в 1812 году.
Анцыфров, видимо, желал порисоваться, — показать, что и он тоже такого рода важная птица, которую есть за что арестовать. Полояров, напротив, как-то злобно отмалчивался. По сведениям хозяйки, оказалось, однако, что забрано в ночь вовсе не множество, на чем так упорно продолжал настаивать Анцыфров, а всего только четыре человека: один молодой, но семейный чиновник, один офицер Инфляндманландского
полка, племянник соборного протопопа да гимназист седьмого класса —
сын инспектора врачебной управы.
Дед Приклонский был посланником и говорил на всех европейских языках, отец был командиром одного из известнейших
полков,
сын же будет… будет… чем он будет?
Я писал дяде, умолял его перевести меня в здешний
полк, который, по крайней мере, бывает в делах, и думал, что здесь Павел Дмитриевич, qui est le fils de l'intendant de mon père [
сын управляющего моего отца (франц.).], все-таки он мог быть мне полезен.
Разослали телеграммы
сыновьям: один хозяйничал в своем рязанском именьице, другой служил акцизным в Ефремове, младший, пехотный, офицер, стоял с
полком в Польше.
Мне так хорошо было сидеть в ванне, как прежде, и слушать знакомый голос, не вдумываясь в слова, и видеть все знакомое, простое, обыкновенное: медный, слегка позеленевший кран, стены с знакомым рисунком, принадлежности к фотографии, в порядке разложенные на
полках. Я снова буду заниматься фотографией, снимать простые и тихие виды и
сына: как он ходит, как он смеется и шалит. Этим можно заниматься и без ног. И снова буду писать об умных книгах, о новых успехах человеческой мысли, о красоте и мире.
— Ах, милая ты моя дурочка, добра ты очень… Все выгородить желаешь братцев… А выгородить-то их трудно, друг мой… И не следует… Дурных
сыновей нельзя оправдывать… И всегда скажу — ни один из них не сумел, да и не хотел отплатить хоть малостию за все, что для них делали… Носились с ними, носились… Каких денег они стоили… Перевели их в первейший
полк. Затем только, чтоб фамилию свою…
Сыновей просили выйти из
полка.
Иоанн молился с необычным усердием, принял от Афанасия благословение, милостиво допустил к своей руке бояр, чиновников и купцов и, вышедши из церкви, сел в приготовленные роскошные пошевни с царицей, двумя
сыновьями, с Алексеем Басмановым, Михаилом Салтыковым, князем Афанасием Вяземским, Иваном Чеботовым и другими любимцами и, провожаемый целым
полком вооруженных всадников, выехал из столицы, оставив ее население ошеломленным неожиданностью.
Одну из собственных дочерей, пятилетнюю, Лорина поместила в малолетнее отделение воспитательного дома, что на Гороховом поле, другую, постарше, в Николаевский институт, собственного
сына отдала в гимназию на казенный счет, другой, от первого брака, поступил юнкером в пехотный
полк.
В конце завещания описывает он потерю единственного оставшегося у него
сына, служившего в Семеновском
полку и посланного за рекрутами в Новгородское воеводство.
Всю эту шумную вереницу гульливого люда, среди которого блистали красавец Алексей Яковлевич Шубин, прапорщик лейб-гвардии Семеновского
полка, и весельчак Лесток, замыкал обоз с вьючниками. Шубин,
сын богатого помещика Владимирской губернии, был ближний сосед цесаревны по вотчине своей матери. Он был страстный охотник, на охоте и познакомился с Елизаветой Петровной. Лесток был врачом цесаревны, француз, восторженный, он чуть не молился на свою цесаревну.
В 1755 году открылся Московский университет, и мать Потемкина (отец его умер в 1746 году) определила
сына в учрежденную при нем дворянскую гимназию, записав его вместе с тем в лейб-гвардии конный
полк рейтаром.
Против закона, уложенного самим великим князем с
сыном и боярами, нельзя было идти; только приказано полю быть не прежде, как
полки воротятся из Твери. Для дела ратного еще нужен был такой молодец, как Хабар.
Суворов-сын уехал позже. Он был послан в Петербург с депешами и, не застав императора в живых, представился императрице; собственноручным приказом ее 25 августа назначен командиром пехотного Астраханского
полка. Он встретился здесь с отцом, бывшим одним из участников в деле восшествия на престол императрицы Екатерины II. Вскоре после этого Василий Иванович вышел в отставку и, награжденный пенсией, уехал на жительство в Москву.
Обеспечив щедростью своей троюродной сестры своего любимого
сына, отправив его в Петербург в блестящий гвардейский
полк, Агния Павловна была в совершенном восторге и ждала лишь известий об успехах своего Васи в обществе и по службе.
Его сопровождает его единственный
сын, едущий в купе I класса, бывший корнет-кавалергард, а ныне нежинского драгунского
полка, стоящего на южном фронте под командой генерала Бильдерлинга, у которого молодой граф Александр Фёдорович Келлер состоит ординарцем.
— Ах он, воевода дырявый! Да что ж он — о двух головах? Тебе, Губареву, да колокольчики воспрещать?.. Который
сына такого произвел, пятой роты Галицкого
полка, Петра Губарева?.. По всей империи из всех солдат первый. Обдумай сам, гордый старик, — как исправника порешишь, так и будет. Хочь с места его долой, хочь в женский монастырь на покаяние. Воля твоя.
— Паша, — сказал мне ваш
сын, — дело плохо. — Как бы спасти знамя и честь
полка.
Сын Петра Ивановича, Иван Петрович, служил капитаном в одном из артиллерийских
полков, расположенных на Кавказе.